Нэш не был фанатом рыбалки, в отличие от своего дяди, который в свое время сбегал из дома, лишь бы отдохнуть от многочисленных отпрысков и вечной недовольной жены, которой только дай повод — заведется, как бензопила, и будет пилить, пока хватит сил и желания (уточнение: очень долго). Никто не знал ни рыбных мест, ни уловок, ни секретов хорошего рыбачества — это не было интересно, но Айзек однажды узнал координаты той тихой гавани, куда он постоянно удалялся, дабы ненароком не пришибить ни жену, ни детей, что своим нравом явно пошли в нее. Когда дядя привез его на отдаленный островок, до которого они сначала шли пару часов пешком по бурелому, а потом активно работали веслами в резиновой лодке, он понял, что суть, в общем-то, не в рыбалке. На небольшом участке земли, стоял небольшой домишко, пригодный для летних ночевок, а вокруг — ни души. Рыба, к слову, здесь тоже водилась. Лососевые как раз шли вниз по течению на нерест.

Когда дяди не стало, тайна этого места осталась с Нэшем, который нет-нет, добирался в эту глушь, а после хранителем этой тайны стал и Уоррен, который однажды поинтересовался у него, не желает ли тот порыбачить. Страсти, за время проведенное с дядей, к этой действу не прибавилось, но перспектива уикенда вдали от социума прельщала куда больше. В который раз они приезжают сюда? Пятый? Шестой? За это время Айзек разорился на лодку с мотором, поняв, что слишком стар для подвигов с веслами, а его пес — золотистый ретривер по кличке Джуд — успел подрасти, превратившись из шкодливого щенка в шкодливую махину. Было, наверное, не разумным брать его с собой на рыбалку, но куда Нэшу его девать? Отдать тетке, которая категорически не любит всю эту живность, или оставить сестре Маргарет, которая и подойти к нему боится? Выбора не было, пришлось заманивать в лодку лакомствами.

Уже на берег острова он выпрыгивал самостоятельно, устроив радостные скачки. Пока они с Уорреном выгружали вещи (часть заносили в дом, часть тащили к берегу, который был облюбован для спокойных посиделок с удочками), он вдоволь наносился с языком наперевес и к тому моменту, как друзья закинули удочки и устроились в раскладных креслах тяжело выдохнув, он и сам утомился, завалившись сопеть где-то в тени. Активного солнца уже не было, вечер вступал в свои права, и это был хороший момент для клева, если таковой вообще сегодня наметится. Суть, в общем-то, не в рыбалке (2), поэтому планов они с Эндрю не строили, взяв с собой и мясо для барбекю, и холодильник с пивом, который стоял аккурат между ними.

Айзек потер шею, ловя себя на мысли, что без колоратки чувствует себя свободнее во всех смыслах, потянулся за банкой пенного, протягивая одну товарищу, вторую себе, и вновь откинулся на спинку, щелкая язычком банки.

— Как дела с разводом?

Пиво холодное, ветерок приятный, вода шумит, Уоррен пиздит — если это не рай, то что? Думается, если он и существует, то Айзеку как раз не светит. Уж для него точно заготовлен отдельный котел в аду, по соседству с папочкой. Скидка, вода на градус холоднее, пять минут отдыха раз сто лет. Все привилегии для своих работников. Подобные дурные мысли не приближали к богу, наоборот, проводили между Айзеком и Всевышним некую черту, вне которой они никогда не пересекутся, но может оно и к лучшему?   

— Искушение слишком велико, — Нэш ухмыляется и почесывает затылок, закину руку за голову. Разговор на ту тему портил нервную систему и было видно, как корежит Эндрю от упоминания этой темы. В жизни каждого мужчины была такая. Тема. Женщина. Любовь. Любовь ли? Больная, искалеченная, выстраданая. Водрузил её на алтарь собственной искалеченной жизни и мучаешься. Несешь, как спаситель, свой же крест. На нем тебя и оставят истекать кровью, да только вопреки святости прочих, не вознесешься к Отцу своему, а останешься гнить на этом свете. Потому что не достоин. Вода тебе, вместо вина, и плащаница. Живи. Бывшая Уоррена хотела оставить его и без этого. Женщины жестоки в своей сущности. Хуже дьявола, а может есть сам он.

— Адвоката сменить не хочешь? — процесс затянулся, от того, кажется, еще больше загонял товарища в эмоциональный тупик. Нэш не был сильно эмпатичен, но даже он замечал, как любое упоминание этого вопроса заставляет его дергаться. В прямом смысле этого слова, — Есть парочка. Ходят ко мне на службы. Грехи замаливают, — губы Айзека кривятся в ироничной усмешке,  а сам он пренебрежительно ведет плечом. История о том, как высота твоего полета повышает размер пожертвований в кассу небесной канцелярии, конечно, интересная, но не уместная. Быть может потом?

Поплавок мерно покачивался на поверхности водной глади, а банка пива медленно опустевала. Рыбаки они так себе.

— Моей дочери скоро 16. Знаешь сколько я в совокупности ее видел? — к теме о «назло». Назло бабушке отморожу уши, не иначе. У женщин свои понятия о мести, и в каждом таком понятии, ты должен страдать. А лучше сдохнуть в муках. Он, вот, «променял дочь на ебаную церковь». Кто даст больше?

Нервно скрипнув зубами, он достает из кармана штанов пачку сигарет и открыв пачку выуживает одну зубами за фильтр. Зажигалка покоится там же, в полупустой пачке. Чирк — огонек подпаливает конец с табаком, и в воздух отправляется серая струйка дыма. Вот и поговорили. Запретных тем у них не было. Какие запретные темы могут быть у двух унылых типов вступающих в кризис среднего возраста? Даже если Уоррен однажды скажет, что ебет собак, то Нэш отмахнется со словами «Бог простит».

— Если это исповедь, то погоди я докурю, — резкий скачок с тему на тему, должно быть, защитная реакция психики. Или же реальная потребность в откровенной беседе. Кто он такой, чтобы отказывать другу в этом? Кидает на него внимательный взгляд. Прокручивает в голове его вопрос, — Двери церкви открыты для каждого страждущего, — абстрактно отзывается он, — Ибо в ком есть свет добрых дел в помышлении, то и тьма убегает от него... — он чуть внимательнее всматривается в него и на выдохе добавляет, — Боже… Только не говори, что ты её трахнул. Такое себе утешение.